Charchoune Serge (Сергей Шаршун)
Сергей Иванович Шаршун родился 4 (16) августа 1888 г. в Бугуруслане в купеческой семье.
Его отец, словак по национальности, был купцом, он торговал тканями, домашней утварью, музыкальными инструментами. Шаршун ушел в себя, замкнулся, полюбил уединение, часто убегал к реке – речным и морским водам предстояло стать определяющим мотивом его творчества. Вода, точнее водная стихия, всегда вдохновляла будущего художника, он чувствовал себя «кармически с нею связанным», но никогда не мог объяснить это ощущение. Вероятно, поэтому большинство его картин будет посвящено воде или отголоскам вдохновения ею: однотонная бессюжетная поверхность, с разнонаправленными мазками, в некоторых местах оттенявшаяся более интенсивным цветом той же краски.
Шаршун начал создавать свои первые работы, когда кто-то из родственников подарил акварельные краски. В начале 1900-х годов Шаршун учился в коммерческом училище Симбирска; революционные события 1905 г. прервали занятия и по приказанию отца он вернулся в Бугуруслан. Он мечтал о живописи и после долгих уговоров добился отцовского разрешения поступить в Казанскую художественную школу. Поступали сорок человек, и Шаршун оказался в числе четырех отвергнутых кандидатов: художник-самоучка плохо рисовал с натуры, а «заранее задуманные» композиции, по собственному признанию, были ему чужды.
Шаршун не сдался и уехал в Москву. С осени 1909 по лето 1910 г. он посещал различные студии, в том числе мастерские К. Юона и И. Машкова, познакомился с М. Ларионовым и Н. Гончаровой, с творчеством кубистов. В 1910 г. он был призван на военную службу, однако в 1912 г. дезертировал и через Польшу и Берлин добрался до Франции. В середине июля 1912 г. Шаршун был уже в Париже. На протяжении лета он посещал курсы в Русской Свободной академии М. Васильевой, осенью поступил в Академию кубистов «La Pallette», где преподавали Ж. Метценже, Д. де Сегонзак и А. Ле Фоконье. Шаршун находился под значительным влиянием Ле Фоконье, в работах которого находил «все то, чего ждал от французского кубизма – формальную четкость линий, строгий анализ темы, глубокий пантеизм, пропитанный символикой». По словам Шаршуна, «Париж не был для меня откровением, зато Лувр меня восхитил»; его любимые художники тех лет – Э. Делакруа, Ж. Сера и А. Матисс. С 1913 г. Шаршун выставлял свои произведения в Салоне независимых, летние же месяцы, по совету Ле Фоконье, проводил в Бретани – в излюбленном художниками живописном селении Плуманак. Здесь он познакомился с молодым скульптором Еленой Грингоф, москвичкой, учившейся у А. Бурделя и А. Архипенко – она оставалась с Шаршуном вплоть до разрыва в 1923 г. Некоторые биографы описывают ее как единственную известную женщину в жизни Шаршуна, дожившего почти до 90 лет.
В 1914 г. началась Первая мировая война; в 1915 г. Шаршун и Грингоф перебрались в нейтральную Испанию. В Барселоне Шаршун познакомился с азулежу – иберийским искусством керамических изразцов – и открыл для себя силу цвета, двумерности и орнамента: «Азулежу! Эти крашеные фаянсовые квадраты изменили мою живописную концепцию, дав волю моей исконно славянской натуре – мои картины стали красочными и орнаментальными». В каталоге совместной с Грингоф выставки 1916 г. в барселонской авангардистской галерее Х. Далмау (J. Dalmau) Шаршун разделил свое творчество на три периода: кубизм, цветовые этюды и «орнаментальное искусство» (включая ряд симметричных декоративных работ, которые он называл «раскрашенными фильмами»). Вместе с тем, через М. Гота, А. Кравана и журнал Ф. Пикабиа Шаршун и Грингоф знакомятся с начинающим набирать силу дадаизмом; с 1917 г. в картинах Шаршуна заметны дадаистические элементы. В мае 1920 г. он присутствовал на прославленной манифестации дадаистов в зале Гаво. Покоренный свободолюбивым духом нового движения, Шаршун послал рисунок Ф. Пикабиа, а вскоре и лично познакомился с Пикабиа, Т. Тцара, П. Элюаром, А. Бретоном и другими дадаистами. С тех пор он стал постоянным, хотя и весьма скромным участником дадаистических акций.
В живописи, тем временем, Шаршун разрабатывал новонайденный стиль – «орнаментальный кубизм», восходящий скорее не к его учителю Ле Фоконье, а к П. Пикассо и Ж. Браку. В 1921- 1922 г. Шаршун также сблизился с русской литературно-художественной богемой Монпарнаса, участвовал в деятельности «Палаты поэтов» и авангардного кружка «Гатарапак». Шаршун рвался на родину и в мае 1922 г. прибыл вместе с Е. Грингоф в Берлин, где располагалось посольство большевистской России. Он встречается с В. Маяковским, С. Есениным, Б. Пастернаком, знакомится с А. Белым, художниками И. Пуни, Э.Лисицким, К. Богуславской и другими, участвует в выставке русского искусства в галерее Ван Димена (1922) и в большой авангардистской выставке в галерее Der Sturm. В 1923 г. Шаршун вернулся в Париж. Пребывание в Берлине изменило его: Т. ван Дусбург познакомил его с теософией, А. Белый и лекции Р. Штейнера – с антропософией. В Париж Шаршун возвращается с багажом антропософских идей; его искусство становится мистическим. Что же касается живописи Шаршуна 1930-начала 1940-х гг., то в его картинах этого периода искусствоведы усматривают рецидивы дадаизма с постепенным переходом к конструктивистко-геометрическим композициям, «живописи жеста» и абстрактному экспрессионизму.
В 1930-х годах он снял мастерскую в «Сите Фальгьер» в XV округе Парижа — легендарном скоплении домишек у улицы Фальгьер, где в свое время работали А. Модильяни, Х. Сутин и К. Бранкузи (в этой студии Шаршун проработал до начала шестидесятых, когда большая часть «городка Фальгьер» была снесена). Он был самым молчаливым из всех членов кружка. Мало кто знал, что к этому времени Шаршун уже прошел длинный путь не только художника, но и писателя, хотя и очень своеобразного. На исходе тяжелых лет войны и оккупации его жизнь начала налаживаться. Галерист и собиратель А. Левель и некоторые другие коллекционеры приобрели у Шаршуна картины. В 1944 г. состоялась его выставка в Galerie de Verseau, а в 1945 г. началось его тесное сотрудничество с парижской галереей Р. Креза, в которой Шаршун регулярно выставлялся на протяжении 12 лет.
К концу сороковых годов Шаршун возвращается к заново осмысленному пуризму и «орнаментальному кубизму», затем обращается к абстракциям и почти монохромным композициям; определяющую роль в них начинают играть темы земли и воды, этой вечно движущейся и рождающей стихии (циклы «Морская стихия», 1948-1949, «Венеция» и др.). В 1950-х – начале 1970-х гг. персональные выставки Шаршуна проходят в Париже, Монреале, Копенгагене, Нью-Йорке, Милане, Венеции, Дюссельдорфе, Люксембурге и Женеве. Бывший непризнанный дадаист становится всемирно известным художником, чьи работы представлены в крупнейших музеях Европы и США.
В семидесятых годах Шаршун побывал в Советском Союзе, а незадолго до смерти отправился на далекие Галапагосские острова: «Жест Рембо, сделанный в нужный момент, значительней бегства Толстого» — утверждал он некогда в «Дадаизме». Шаршун говорил о себе, как о человеке «примитивном со сложной натурой». Он мыслил образами, снами и верою. Современники художника отмечали, что несмотря на такую, казалось бы, парадоксальность, он был «на редкость целостным, как бы из одного куска дуба высеченным человеком». Такова была простота его сложности, в чем-то утверждавшая согласие с самим собой.
Сергей Шаршун, сам того не подозревая, смог сказать веское слово в формировании русских пластических искусств в Париже. Именно его творческие искания стали «проводником в величественных и опасных лабиринтах Новейшего искусства», впитав в себя суть «благородного полистилизма» Парижской школы. Сергей Шаршун крайне тонко ощущал искусство здесь и сейчас. Первая большая российская выставка Шаршуна состоялась только в 2006 г. в московском Музее личных коллекций.
